Глава из книги Владимира Антонова
"Бог говорит. Учебник религии"

Учение Хуана Матуса

Учение Хуана Матуса

Учение Хуана Матуса было подробно описано американцем Карлосом Кастанедой — нашим современником из Лос-Анжелеса. Известные нам его книги выходили в период между 1966 и 1987 гг. [1-9]. Ещё существует книга Д. Ноэла "Обозрение Кастанеды", где собраны интервью с ним [11].

Сразу следует отметить, что в своих книгах Кастанеда описывает период общения с доном Хуаном Матусом, длившийся примерно три десятка лет. За это время развивался не только Кастанеда, но и сам дон Хуан. То есть, по книгам Кастанеды можно видеть и ранний, и поздний личный духовный поиск дона Хуана, включавший и ошибки. Поэтому духовную концепцию Школы следует видеть не в том, что говорил и делал дон Хуан на протяжении этих десятков лет, а в том, к чему он пришёл к концу своей земной жизни.

Итак, будущий автор бестселлеров о Школе Хуана Матуса Карлос Кастанеда заканчивал университет в США по специальности этнография. Ему нужно было собрать диссертационный материал, и он с этой целью поехал в Мексику, чтобы изучить опыт применения местными индейцами лекарственных и психотропных растений. Прибыв на своей машине в Мексику, он стал искать компетентных в этом вопросе людей. Его познакомили с индейцем по имени Хуан Матус, который взялся бесплатно обеспечить Кастанеду интересующими его сведениями.

Так они познакомились, и началась их совместная работа. Со временем Кастанеда обнаружил, что дон Хуан владеет знаниями не только о свойствах растений, но и о древнем искусстве магии индейцев-толтеков. Более того, дон Хуан и сам оказался магом-чудотворцем. Кастанеда вдруг впервые в жизни столкнулся с тем, что совершенно выходило за рамки его привычных мирских и религиозных представлений. Например, оказалось, что ящерицы могут говорить человеческим голосом, что люди могут летать в своих телах, извлекать "из воздуха" разные предметы и т.п. Кастанеда оказывается зачарованным всем этим, а также испытывает всё возрастающий интерес учёного к этой новой для него области знаний.

Однажды дон Хуан пригласил Кастанеду на встречу, где товарищи дона Хуана принимали самодельные психоделики. Попробовал и Кастанеда. И тогда произошло событие, которое заставило дона Хуана впервые обратить на Кастанеду внимание как на потенциально серьёзного ученика.

Дон Хуан был мистиком, и весь мир он воспринимал мистически. В частности, он придавал большое значение так называемым "знакам", поступающим к нему из "иной реальности".

А случилось то, что Кастанеда, приняв несколько пилюль из кактуса, стал играть в странную игру с собакой. Он и кобель стали писать друг на друга... Важным здесь было именно необычное поведение пса, совершенно несвойственное собакам. Это и было воспринято доном Хуаном, как указание Бога (Которого в этой Школе называли словом Сила) на особую значимость для Школы не-индейца Кастанеды. С этого момента Кастанеда и стал полноправным членом партии (т.е. группы) учеников дона Хуана. И дон Хуан постепенно стал посвящать его в тайные знания своей Школы.

В чём состояла мировоззренческая концепция Школы?

Вселенная состоит из двух "параллельных" миров, которые называются "тональ" (т.е. мир материальных предметов) и "нагваль" (мир нематериальный).

Мы общаемся с миром материи через так называемое "первое внимание", т.е. то внимание, которое обеспечивается органами чувств физического тела.

Для того, чтобы познать нагваль, требуется развить "второе внимание", т.е. ясновидение.

Есть ещё и "третье внимание", при помощи которого постигается Творец и Его Проявление, о котором дон Хуан говорил, как об "Огне".

Согласно мифологии, которую разделяли предшественники дона Хуана, миром правит вселенский божественный Орёл. Это было их представлением о Боге. Причём, хоть оно и столь сказочно, но, вместе с тем, монотеистично.

Этот Орёл питается душами людей, покинувшими свои физические тела. Но Орёл также дарует некоторым людям возможность "проскочить" после смерти тела мимо Своего клюва и обрести бессмертие, если они обрели при жизни в теле необходимые для этого навыки, развили в должной мере себя как сознания, достигли соответствующей силы.

В этой концепции существовал элемент устрашения, принуждающего к усилиям по совершенствованию себя. Но дон Хуан, подобно Иисусу, восстал против отношения к Богу, основанному на страхе. Он сказал, что навстречу Богу надо идти "тропой сердца" — т.е. тропой Любви. Интересно, что дон Хуан пришёл к этому пониманию независимо от влияния других духовных традиций. Он не знал ни Учения Кришны, ни Учения Иисуса Христа, не читал ни суфийских, ни даосских книг. Новый Завет он явно не читал, иначе бы наверняка его цитировал.

Человек, решивший претендовать на бессмертие, должен сначала стать "охотником". Но не тем охотником, который убивает дичь, а охотником за знаниями, идущим "тропой сердца" — т.е. бережливым, любящим и Землю, и твари, населяющие её.

Пройдя стадию "охотника", он мог затем стать "воином" — т.е. тем, кто "выслеживает" Силу (Бога), стремясь "прокрасться" к Ней и познать Её.

Дон Хуан учил Кастанеду и других своих учеников, в основном, водя их по пустыне и горам — в натуральных условиях прямого общения с многообразным окружающим миром.

Например, однажды они поймали дикого кролика. Дон Хуан знал, что этому кролику по его судьбе уже больше не положено жить на Земле. И он предложил Кастанеде убить этого кролика руками. Кастанеда сказал: я не могу! Дон Хуан возразил: но ведь ты убивал раньше животных! Кастанеда отвечал: но ведь я тогда убивал из ружья, на расстоянии, не видя того, как они умирают...

Кастанеда отказался совершать убийство, впервые задумавшись об этическом праве на это, о страданиях убиваемого существа.

Но кролик, все же, на глазах у Кастанеды тут же умер сам. Потому что время его пребывания на Земле действительно закончилось.

Или однажды дон Хуан и Кастанеда шли по улице городка и увидели переползавшую дорогу улитку. И тут же дон Хуан на этом примере стал объяснять философию участия одного человека в судьбах других тварей.

Так Кастанеда, вначале гордившийся своей учёностью и цивилизованностью, всё больше убеждался в том, что истинная мудрость принадлежит не ему, а старику-индейцу, великому Подвижнику и Учителю, прожившему жизнь охотника и воина в гармонии с окружающим его естественным миром.

После освоения учениками основ этики и мудрости дон Хуан приступал к обучению их психоэнергетическим методикам.

Здесь необходимо отметить, что в Школу дона Хуана набиралось лишь очень ограниченное число учеников — единицы. А критерием отбора служило наличие у них уже развитых энергоструктур организма — чакр. Разумеется, таких слов, как чакра или дань-тян индейцы не знали. Но они говорили о сегментах в энергетическом "коконе" человека. И только ученики с развитыми чакрами считались перспективными для того, чтобы выстоять на пути охотника и воина.

Так что набиравшиеся в Школу ученики уже обладали большим "заделом" в психоэнергетической работе, приобретённым, в том числе, ещё в прошлых жизнях на Земле. То есть они были готовы к серьёзной работе психогенетически.

Это позволяло начинать психоэнергетическую тренировку не с прочистки и развития меридианов и чакр, а прямо с работы над главной силовой структурой организма — хара (нижний дань-тян).

После проведения работы с хара следовал этап деления "кокона" на две части: верхний и нижний "пузыри восприятия". Почему "пузыри"? — Потому что эти части "кокона" видны ясновидящим наподобие плавательных пузырей некоторых рыб. Почему "восприятия"? — Потому что из них можно воспринимать соответственно тональ и нагваль.

Деление "кокона" на два "пузыря восприятия" рассматривалось как важный переходный рубеж перед дальнейшими этапами психоэнергетического совершенствования. Причём надо было освоить концентрацию сознания в обоих "полюсах" разделённого "кокона".

Дальнейшая работа ведётся по развитию нижнего "пузыря". Но это — лишь после должного утончения сознания или, как это называлось в Школе Хуана Матуса, после очищения светимости "кокона".

То есть, приёмы утончения сознания, как и во всех других развитых духовных Школах, в Школе Хуана Матуса предшествовали масштабной "кристаллизации" сознания. Однако, методы "очищения светимости" Кастанедой не описываются, за исключением одного, который можно расценить скорее как шутку, а именно — вдыхание дыма костра.

Благодаря утончению сознания и работе с нижним "пузырём восприятия" ученики приходили в состояние Нирваны (хотя этот термин им был незнаком). Вначале они осваивали статический вариант Нирваны в Брахмане, затем динамический.

Дон Хуан однажды хлопнул Кастанеду ладонью по спине. (Этот приём он использовал часто, чтобы сдвигать "точку сборки", т.е. зону распределения сознания у учеников) — и Кастанеда, подготовленный к этому предшествующими упражнениями, вошёл в статический вариант Нирваны в одном из Брахманических состояний. В этот момент он впервые ощутил глубокую упокоенность, впервые ощутил Бога, познал, что Бог действительно есть Любовь...

Но вдруг он слышит голос дона Хуана, который говорит ему, что это состояние, хоть и прекрасно, но не то, к которому надо сейчас стремиться. Дальше надо идти! Не думай, что это — предел твоих возможностей... Этими словами дон Хуан призывал Кастанеду, познавшего в Нирване высокое блаженство, не "привязываться" к нему, а идти дальше... Кастанеда сначала обиделся, разозлился на дона Хуана. Но тот был непреклонен: надо дальше идти!...

А дальше — что? Дальше — динамический аспект Нирваны, когда "кристаллизованное" сознание активно действует в тонких эонах. И в этом состоянии можно коснуться сознанием любого существа в пределах Земли и вокруг неё, нужно лишь иметь информацию об этом существе.

Затем в Школе Хуана Матуса учениками осваивалось состояние Ниродхи, известное во всех развитых Школах буддхи-йоги. Это состояние дон Хуан обрисовывал опять же в специфичных для его Школы эндемических терминах. Речь здесь шла о "накате". То есть, ученикам объяснялось, что существуют постоянно накатывающиеся на все живые существа энергетические волны, от которых мы защищены своими "коконами". И есть возможность использовать силу этих волн, чтобы переноситься с их помощью в неведомые миры. Эти неведомые миры — суть иные пространственные мерности. Чтобы это произошло, надо было позволить волнам "наката" затопить "кокон". Тогда человек превращался в "ничто", наступала смерть его "я".

И только после достижения состояния исчезновения в Брахмане оказывалось возможным познать Ишвару — и исчезнуть в Нём навсегда, победив свою смерть. То есть, как понял дон Хуан, следовало не "проскочить мимо клюва Орла", а наоборот, влиться во вселенского Бога-Силу.

Обратим внимание, что с помощью Огня можно достичь и дематериализацию физического тела. Это и сделал Хуан Матус со своими спутниками.

Итак, мы сейчас рассмотрели принципиальные этапы работы в Школе буддхи-йоги Хуана Матуса. Они оказываются общими для всех Школ буддхи-йоги, независимо от того, на какой точке поверхности Земли эти Школы находятся, связаны они или не связаны между собой, а также независимо от того, на каких языках говорят в этих Школах и какими терминами пользуются. Это происходит так, потому что Бог по одним законам ведёт всех тех людей, которые посвятили свои жизни Ему и преуспели в этом.

А теперь рассмотрим более подробно конкретные методы работы Школы Хуана Матуса — те, которые подробно описаны Кастанедой и которые мы можем приложить к себе.

Их можно разбить на две группы: подготовительные и основные.

Первым из подготовительных методов является "перепросмотр". Это — суть то же самое покаяние, которое присутствует и в основных религиях. Ученикам надо было — преимущественно в условиях "затвора" на протяжении нескольких дней — вспомнить все ошибки в своей жизни и пережить те ситуации заново, но уже правильно. Для того, чтобы у учеников было больше "личной заинтересованности" в этой очень трудной работе, им объяснялось, что при "перепросмотре" они возвращают себе затраченную в неверных эмоциональных реакциях и поступках энергию. Результат покаянной работы от такой хитрости не страдал, ибо главная её задача — освоить этически правильные формы реагирования, научиться не грешить — при должном усердии достигалась.

Ещё нужно было уничтожить "ощущение собственной важности" и "ощущение жалости к самому себе" — как те качества, которые приводят к наибольшим потерям человеком энергии. Ведь если он ощущает себя этаким важным, а кто-то посягает на эту важность неуважительным отношением, то такой человек реагирует эмоциональными выбросами обиды, гнева и т.д. При этом-то и растрачивается интенсивно и напрасно энергия организма.

Интересный и поучительный факт биографии Кастанеды: когда его ученичество в Школе дона Хуана закончилось, он и его ближайшая спутница Горда — несмотря на то, что Кастанеда после издания своих книг стал миллионером и они могли бы вести беззаботную в материальном отношении жизнь, — несмотря на это они нанялись под чужими именами прислугой в богатый дом и терпели там унижения от грубости и коварства других слуг. Они пошли на это, чтобы уничтожить в себе полностью "ощущение собственной важности", чтобы стереть в своей памяти свою "личную историю" — ради обретения смиренномудрия. Ибо всё, что происходит с воином на физическом плане, как сформулировал Кастанеда, — не имеет значения, важно лишь состояние его сознания.

Это ведь действительно не имеет большого значения перед лицом Высшей Цели! А что имеет принципиальное значение — так это умение быть ничем, умение не защищаться, когда кто-то несправедлив ко мне, но быть защищённым, — так учил дон Хуан. А состояние защищённости возникает тогда, когда "меня нет", а есть только Бог.

Ещё одним из важнейших подготовительных элементов работы в Школе Хуана Матуса была "расчистка тоналя", что в этике индуистской йоги называется исполнением апариграхи.

Мы уже говорили о мудрой способности дона Хуана доходчиво объяснять сложнейшие философские принципы на натуральных жизненных примерах. Так он поступил и в этот раз, объясняя данный принцип своим ученикам.

Однажды он собрал учеников, взял мешок, в него свалил радиоприёмник, магнитофон и всякие прочие предметы, которые набрал в доме одного из них, взвалил этот мешок ему на спину, на спину другого ученика взвалил стол и повёл всех в горы. Посреди долины он велел поставить стол, высыпал на него содержимое мешка. Затем он отвёл учеников в сторону и предложил ответить: что они видят?

Они начали говорить, что они видят радиоприёмник... и так далее, и так далее...

Тогда дон Хуан подошел к столу и смахнул с него все предметы. Посмотрите ещё раз и скажите, что вы теперь видите? — сказал он. Тогда-то они только и поняли дона Хуана: он хотел, чтобы они увидели не только предметы на столе, но и сам стол, а ещё более того — пространство вокруг стола и под ним. А предметы на столе, привлекая к себе внимание, мешали сделать это.

Так он показал ученикам, что, ради познания нагваля, а затем и Бога, надо очистить тональ вокруг себя.

Тут, может быть, уместно вспомнить пример исполнения того же принципа в истории христианства: некоторые монахи оставляли в своих кельях, кроме икон и нескольких книг, только гроб, в котором и спали, чтобы заодно ещё постоянно помнить о смерти, которая подгоняет памятью о себе, заставляет тех, кто о ней помнит, торопиться в своих духовных усилиях.

Ещё дон Хуан учил разрушать шаблоны материальной жизни, например, склонность к неукоснительному соблюдению режима дня. Для чего? — Для обретения свободы. Разрушение неразумных шаблонов поведения, мышления, реагирования, привитых воспитанием и традициями морали, должно в итоге привести к "потере человеческой формы", т.е. к состоянию, когда человек научается действовать не рефлекторно или потому, что так принято действовать, а в соответствии с объективной целесообразностью. "Потеря человеческой формы" — не кратковременный механический акт, как фантазировали некоторые ученики дона Хуана, а длительный процесс, сопровождающий постепенное сближение человека с Богом. Завершение этого процесса происходит тогда, когда подвижник научается смотреть глазами Творца на все те ситуации, в которых оказывается его тело.

Но достижение "потери человеческой формы" вовсе не означает, что человек начинает вести себя в обществе "не так, как все". Ведь, во-первых, неизбежные конфликты с другими людьми помешали бы ему делать его главное дело. Во-вторых, поведение, принимающее "вызывающие" формы, во многих случаях являлось бы нарушением главного закона объективной этики — непричинения вреда другим существам. Поэтому ученикам Школы предписывалось исполнять общепринятые нормы поведения, иногда втайне посмеиваясь над ними и играя в так называемую "контролируемую глупость".

Иллюстрируя это, дон Хуан однажды потряс Кастанеду тем, что снял обычную индейскую одежду и обрядился для поездки в город в безупречный европейский костюм.

И ещё в связи с этим дон Хуан учил говорить с другими людьми на том языке, который те люди понимают. Так, однажды он и Кастанеда сидели на скамейке возле католического храма и увидели, как две ещё не пожилые дамы, выйдя из храма, слишком уж нерешительно намеревались спуститься по нескольким ступенькам. Тогда дон Хуан элегантно подскочил к ним, помог сойти и напутствовал, что, если им когда-нибудь, не дай Бог, случится упасть, то — чтобы они ни в коем случае, упав, не двигались, пока не прибудет врач! Дамы были искренне признательны ему за этот совет.

Следующий важнейший методический приём — это память о собственной смерти.

Большинство людей нашего времени приучено отгонять от себя мысли о своей смерти. И даже тогда, когда мы сталкиваемся с фактами ухода из земной жизни других людей, мы отнюдь не стремимся представить и себя на их месте. Мы убеждаем себя, что, если со мной такое и случится, то лишь очень нескоро.

И если вот каждый из нас сейчас спросит себя: "Когда я умру?", — то получатся весьма отдалённые даты. Хотя теоретически ведь каждый знает, что люди умирают во всех возрастах.

А дон Хуан предлагал представить себе, что персонифицированная смерть каждого из нас — всегда с нами. И если быстро оглянуться через левое плечо, то можно заметить её как мелькнувшую тень. Смерть и сейчас сидит на одной циновке с тобой и ждёт твоей ошибки, говорил он Кастанеде. И никто не знает, когда он умрёт, в какой момент. Поэтому у нас не должно оставаться незаконченных дел.

Процитирую по переводу В.Максимова эти замечательные слова дона Хуана о смерти, ибо это — одна из лучших его теоретических разработок:

"Как может чувствовать себя кто-то столь важным, когда мы знаем, что смерть преследует нас?

Когда ты неспокоен, то следует спросить совета у своей смерти. Необъятное количество мелочей свалится с тебя, если твоя смерть сделает тебе знак и если ты заметишь отблеск её или если просто у тебя появится ощущение, что твой компаньон здесь и ждёт тебя. Смерть — это... мудрый советчик, которого мы имеем... Надо спросить совета у смерти и бросить проклятую мелочность, которая свойственна людям, проживающим жизнь так, как если бы смерть никогда не тронет их.

Если ты не помнишь о своей смерти, то вся твоя жизнь будет только личным хаосом.

(Воин) знает, что смерть подгоняет его и не даёт ему времени прилипнуть к чему-либо... И, таким образом, с осознанием своей смерти... и с силой своих решений воин размечает свою жизнь стратегически; ... и то, что он выбирает, стратегически всегда самое лучшее; и поэтому он выполняет всё со вкусом и страстной эффективностью.

Жизнь для воина — это упражнение в стратегии.

Без осознания смерти — всё обычно, тривиально. Только потому, что смерть подкарауливает нас, мир является неизмеримой загадкой.

У тебя осталось мало времени и совсем не осталось для ерунды. Отличное состояние! Я бы сказал, что лучшее, на что мы способны, проявляется тогда, когда мы прижаты к стене, когда мы ощущаем меч, занесённый над головой. Лично я не хотел бы, чтобы было иначе".

Ещё один важнейший пункт работы с учениками — это овладение "ментальной паузой" или, как ещё говорят, остановкой "внутреннего диалога" (первый термин лучше, ибо ведь кроме "внутренних диалогов" бывают ещё и "внутренние монологи").

Это — совершенно необходимое условие для овладения нагвалем. Потому что нагваль осваивается путём медитации, а медитация, как хорошо сформулировал Раджниш, есть состояние "не-ума". Т.е. для того, чтобы погружаться в нагваль, надо научиться останавливать, выключать на время ум.

С целью освоения "ментальной паузы" дон Хуан применял следующие приёмы:

1. Психоделики. Но сразу же отметим, что, во-первых, дон Хуан применял этот метод лишь в самом начале их совместной работы, а потом сам от него отказался. Во-вторых, Кастанеда впоследствии жаловался, что, хоть он и глубочайше благодарен дону Хуану за всё, сделанное им, но, тем не менее, его (Кастанеды) печень и поныне в рубцах. Так что подражать в использовании психоделиков категорически не следует, тем более, что в нашем распоряжении есть иные, гораздо более эффективные и безвредные способы освоения "ментальной паузы".

2. "Пристальное созерцание". Нужно было долго и пристально смотреть глазами на какой-то объект, как то: ущелье в горах, бегущая вода и т.д. В результате "первое внимание" переутомлялось и выключалось, оставляя место "второму вниманию".

3. Длительное подвешивание тела на сооружениях типа качелей.

В результате перечисленных тренировок человек достигал состояния, называемого в китайской йоге "у-вэй" — "недеяние" т.е. "недеяние" на физическом плане, когда останавливается ум (на санскрите, манас) и появляется возможность для направленной медитации, для активности сознания (на санскрите, буддхи). Ведь манас и буддхи находятся в реципрокных отношениях: одновременно они действовать не могут, работает или то, или другое. (Это не значит, что человек без тела или человек в состоянии медитации теряют разумность. Нет. Развитое "кристаллизованное" сознание мыслит. Но оно мыслит иначе: не "по-земному").

И ещё один уникальный приём, который был разработан в данной Школе предшественниками дона Хуана, — это преднамеренное взаимодействие с людьми-тиранами. Приём использовался, чтобы отработать "безупречность воина", т.е. способность соблюдать этические принципы и выдерживать стратегию объективно обоснованного поведения в экстремальных ситуациях. Когда-то и сам дон Хуан был послан его учителем на обучение к свирепому надсмотрщику-тирану. В Мексике такие были редкостью, и найти такого считалось среди воинов большой удачей. (В отличие от мексиканцев-индейцев, нам в этом отношении в эпоху господства КПСС было намного проще).

Теперь перечислим методы психоэнергетической работы, применявшиеся в Школе дона Хуана:

1. Очищение внутренней светимости (т.е. утончение сознания).

2. Использование "мест силы" — энергетически значимых для человека зон, в частности, благоприятных для освоения тех или иных медитаций.

3. "Сновидение", которому в работе Школы уделялось очень большое внимание. Что это такое? Многие, прочитав книги Кастанеды, безуспешно пытаются приспособить для таких тренировок ночной сон. Нет, этого делать не надо. "Сновидение" — это аналог слова "медитация". Просто, из-за незнания общепринятых в других странах терминов индейцам приходилось подбирать свои слова для обозначения некоторых ключевых приёмов, явлений и объектов духовной практики. Так родился и термин "сновидение", поскольку медитативные образы действительно могут иметь иногда сходство с образами сновидений.

Специальные тренировки в "сновидении" позволяли ученикам, в том числе, отделившись от тела, бегать по стенам, лазать по энергетическим лучам ("линиям мира") и т.д.

4. Обучение действию в экстремальных магических ситуациях, умышленно создаваемых руководителем. Для этого использовались этические пороки учеников. Например, если в ком-то ещё была готовность к корыстному нападению на других людей, то ему предлагалась заведомо для руководителя проигрышная магическая схватка, которая оказывалась полезной для всех её участников.

5. Ещё применялся приём смещения "точки сборки" за счёт энерговоздействия руководителя (это называлось "удар нагваля"; слово "нагваль" имело и второе значение: человек-лидер, овладевший нагвалем и способный активно действовать в нём и из него).

6. Практика медитативного выравнивания энергетических "эманаций" внутри "кокона" по внешним "эманациям" высших пространственных мерностей.

7. Работа с хара, развивающая именно силовой аспект.

8. Использование "олли" (т.е. духов). Это делалось в двух вариантах.

Первый — это "приручение" духов, которые должны были, по замыслу, становиться помощниками и защитниками мага. Такие "олли" были у дона Хуана и его друга дона Хенаро в начале их духовного поиска.

Но следует предостеречь, что это — ошибочная и чрезвычайно опасная установка, которой ни в коем случае не следует пытаться подражать. Кстати, и сами Хуан и Хенаро со временем оставили это занятие.

Второй вариант работы с "олли" — это охота за ними. Не будем особо удивляться тому, что такая тенденция появилась среди индейцев, живущих в постоянном общении с дикой природой.

Итак, ученикам объяснялось, что в какой-то момент им обязательно придётся встретиться с неким "олли" в человеческом мужском облике, который вызовет на поединок. В этом поединке можно проиграть, поддавшись страху, но можно и победить. В последнем случае человек приобретает силу этого духа.

И ученики готовились к такой схватке, которая могла состояться в любой момент, воспитывая в себе алертность (т.е. собранность) и другие необходимые каждому бойцовские качества.

На основе этой учебной игры ученики, в частности, проводили работу по развитию нижнего "пузыря восприятия".

... Подводя итоги сказанному, рассмотрим основные разделы этого исключительно богатого ценнейшими теоретическими и практическими разработками Учения. Дон Хуан выделял три раздела: а) искусство сталкинга (или, по-английски, стокинга), б) искусство намерения и в) искусство сознания.

В истории рассматриваемой индейской духовной традиции искусство сталкинга первоначально заключалось в том, чтобы пройти, прокрасться незамеченными между непонимающими тебя людьми (т.е. людьми, находящимися на более ранних этапах психогенеза) — и прийти к своей Цели.

Но в дальнейшем, благодаря, в частности, личному вкладу дона Хуана, это направление было значительно расширено и приобрёло характер, прежде всего, выслеживания собственных пороков. Об этом мы уже достаточно много говорили. Повторю сейчас лишь одну блестящую формулу, данную доном Хуаном: Бог (на его языке — Сила) даёт нам по мере нашей безупречности. Т.е., Бог даёт нам возможность приближаться к Себе, всё больше и больше погружаться в счастье соединённости с Собой — по мере того, как мы совершенствуемся этически.

Второй раздел — искусство намерения. "Намерение" — это то же самое, что "устремлённость" к Высшей Цели. Истинный воин, в дон-Хуановском смысле слова, — это и есть человек с верно развитым "намерением".

Образ жизни воина приводил его к "полноте" самого себя, т.е. к тому состоянию, которое в индийской йоге называется "адвайтой" — "нераздвоенностью" на главное и второстепенное, "целостностью" в посвящении себя только Высшей Цели.

Третий раздел — искусство сознания — это и есть буддхи-йога.

Итак, мы ещё раз убедились, что Бог ведёт всех людей, достигших в психогенезе определённого уровня зрелости, независимо от того, в какой стране и в какой религиозной культуре они живут, — по единой методологической схеме. Эти принципы и законы имеет смысл изучать и прилагать к себе и к тем людям, которые идут за нами.

* * *

Приложение: Избранные цитаты из работ
Карлоса Кастанеды

"Учение дона Хуана: путь знания индейцев племени яки" [2]* — Карлос Кастанеда

Когда человек начинает учиться, он никогда не знает ясно своих препятствий. Его цель — расплывчата. Его намерение — не направлено. Он надеется на награды, которые никогда не материализуются, потому что он ничего не знает о трудностях учения.

Он медленно начинает учиться — сначала понемногу, затем большими шагами... То, что он узнаёт, никогда не оказывается тем, что он себе рисовал или воображал, и поэтому он начинает пугаться. Учение всегда несёт не то, чего он от него ожидает... Его цель оказывается... по ту сторону поля битвы. И таким образом он натыкается на своего первого врага — страх... И если человек, испугавшись в его присутствии, побежит прочь, то его враг положит конец его притязаниям...

Если же человек, даже будучи испуганным, не отступает, то придёт момент, когда отступает его первый враг. Человек начинает чувствовать уверенность в себе... Если человек однажды уничтожил страх, то он свободен до конца жизни, потому что вместо страха он приобрёл ясность мысли, которая рассеивает страх.

К этому времени человек знает свои желания. Он знает, как удовлетворить эти желания. Он может видеть новые шаги в учении, и острая ясность мысли отражает всё. Человек чувствует, что нет ничего скрытого. И таким образом он встречает своего второго врага.

Эта ясность мысли, которую трудно достичь, рассеивает страх, но также ослепляет. Она заставляет человека никогда не сомневаться в себе. Если человек поддаётся этому мнимому могуществу, значит он побеждён своим вторым врагом и будет топтаться на месте в учении... Он может стать непобедимым воином или шутом, но он никогда не будет больше учиться чему-либо или усваивать что-либо.

(Если он победит этого врага,) в этом месте он будет знать, что могущество, за которым он так долго гонялся, наконец, принадлежит ему. Его желание — закон. Он видит всё, что вокруг него. Но он также наткнулся на своего третьего врага — могущество. Человек на этой стадии едва замечает своего третьего врага, надвигающегося на него. И внезапно, сам того не заметив, он проигрывает битву. Его враг превратил его в жестокого, капризного человека.

Человек, побеждённый могуществом, умирает, так и не узнав в действительности, как с этим могуществом обращаться. Сила — лишь груз в его судьбе. Он должен непременно победить его. Он должен придти к пониманию, что сила, которую он, казалось бы, покорил, в действительности никогда не принадлежит ему. Если он сможет увидеть, что ясность мысли и сила без его контроля над собой — хуже, чем ошибка, то он будет знать, когда и как использовать свою силу. И таким образом он победит своего третьего врага.

(Четвертый враг) — старость. Он нападает почти без предупреждения. Этот враг — самый жестокий из всех. Враг, которого он никогда не сможет победить полностью, но лишь сможет заставить его отступить. Это — время, когда он имеет неотступное желание отдохнуть. Если он полностью поддаётся своему желанию лечь и забыться, если он убаюкает себя в усталости, то он проиграет свою последнюю битву и его враг свалит его — слабое, старое существо. Его желание отступить пересилит всю его ясность мысли, всё его могущество и все его знания. Но если человек разобьёт свою усталость и проживёт свою судьбу полностью, то тогда он может быть назван человеком знания хотя бы на один короткий момент, когда он отгонит своего непобедимого врага. Этого одного момента ясности, силы, знания — уже достаточно.

"Иная реальность. Продолжение разговоров с доном Хуаном" [3] — Карлос Кастанеда

Сила зависит то того, какого рода знаниями ты владеешь. Какой смысл от знания вещей, которые бесполезны?

Я никогда не сержусь ни на кого. Никто из людей не может сделать ничего достаточно важного для этого. На людей сердишься, когда чувствуешь, что их поступки важны. Ничего подобного я больше не чувствую.

(Тропа без сердца)^* опутывает мужчин и даёт им ощущение силы. Она даёт им почувствовать, что они могут совершать такие вещи, которые никакой обычный человек совершить не может. Но в этом её ловушка. Тропа без сердца повернётся и уничтожит их.

Необходимо вести сильную, спокойную жизнь.

Приходить в контакт с олли^* опасно, так как олли могут вывести наружу самое худшее, что есть в человеке.

Ученичество бывает долгим и трудным, потому что необходимо свести к минимуму всё, что не является необходимым.

Чувство собственной важности делает человека чертовски тяжёлым и самодовольным. Чтобы стать человеком знания, нужно быть лёгким и текучим.

... Я продолжаю жить, потому что я настроил свою волю, проходя через жизнь, в такой мере, что она стала отточенной и цельной. И теперь для меня ничего не значит то, что не имеет значения. Как только человек научается видеть^*, он оказывается один в мире, где есть только глупость.

Я не знаю, что менять и зачем менять в окружающих меня людях. Когда-нибудь ты, возможно, сможешь увидеть людей с другого плана и ты поймёшь, что нет способа что-либо изменить в них^*.

Нам нужно смотреть глазами для того, чтобы смеяться. Потому, что, только когда мы смотрим на вещи, мы можем схватить их забавные стороны. С другой стороны, когда мы видим^*, тогда — всё равно, и ничто не забавно. Возможно, есть люди знания, которые никогда не смеются, хотя я не знаю ни одного из них. Те, кого я знаю, видят, но также и смотрят, поэтому они смеются. Лично я не люблю быть печальным, поэтому, когда я наблюдаю что-либо, что в обычном порядке заставило бы меня опечалиться, я просто смещаю свои глаза и вижу вместо того, чтобы смотреть на это. Но когда я встречаюсь с чем-либо забавным, я смотрю на это и смеюсь. Я счастлив, потому что предпочёл смотреть на вещи, которые делают меня счастливым, и тогда мои глаза схватывают их забавные грани — и я смеюсь.

Всегда следует выбирать тропу с сердцем для того, чтобы быть в лучшем для себя самого положении: может быть, тогда можно будет всегда смеяться.

Человек знания живёт действиями, а не думаньем о действиях и не думаньем о том, что он будeт делать после того, как выполнит действия. Человек знания выбирает тропу с сердцем и следует по ней. Он смотрит и веселится, он видит и знает. Он знает, что его жизнь будет закончена, в конечном счёте, очень быстро. Человек знания не имеет ни гордости, ни высокого положения, ни семьи, ни страны, — а только жизнь, чтобы её прожить. При таких обстоятельствах единственное, что связывает его с людьми, — это его контролируемая глупость. То есть, человек знания предпринимает усилия, потеет, отдувается, и, если взглянуть на него, то он — точно такой же, как и любой обычный человек, за исключением того, что глупость такой жизни находится под его контролем. Были его поступки успешными, или нет, принесли они результаты, или нет — ни в коей мере его не заботит.

Быть победителем и быть побеждённым — одно и то же.

Ты слишком заботишься о том, чтобы нравиться людям или чтобы любить их самому. Человек знания любит — и всё. Он любит, что хочет и кого хочет, но использует свою контролируемую глупость, чтобы не заботиться об этом. Это противоположно тому, что ты делаешь теперь. Любить людей или быть ими любимым — это далеко не всё, что можно делать как человек.

Наша судьба как людей — учиться. И идти к знанию следует так же, как идти на войну. К знанию или на войну идут с уважением, с осознанием того, что идут на войну. И с абсолютной уверенностью в себе. Вложи свою веру в себя, а не в меня.

В жизни человека знания всё наполнено до краёв. Для того, чтобы стать человеком знания, надо быть воином, а не хныкающим ребёнком.

Если ты не думаешь о своей смерти, то вся твоя жизнь будет только личным хаосом.

Люди или побеждают, или терпят поражение, и, в зависимости от этого, они становятся преследователями или жертвами.

Пока (кто-то) думает, что он был жертвой, его жизнь будет адом.

То, что делает нас несчастными, это — ("земные") желания.

Результаты использования воли поразительны. Может быть, первое, что нужно сделать, это знать, что волю можно развить... Воля — это нечто очень ясное и мощное, что может направлять наши поступки. Воля — это нечто такое, что человек использует, например, чтобы выиграть битву, которую он, по всем расчётам, должен бы проиграть.

Мужество — это нечто другое. Мужественные люди — это зависимые люди, благородные люди, вечно окружённые людьми, которые толпятся вокруг них и восхищаются ими. Однако очень мало мужественных людей имеет волю. Обычно они бесстрашны и очень способны к совершению смелых поступков, отвечающих здравому смыслу; большей частью, мужественный человек внушает и страх. Воля, с другой стороны, имеет дело с поразительными задачами, которые превосходят наш здравый смысл. Воля — это сила. Воля — это то, что заставляет тебя побеждать, когда твои мысли говорят тебе, что ты побеждён. Воля — это то, что делает тебя неуязвимым. Воля — это то, что позволяет магу проходить сквозь стену, через пространство, на Луну, если он хочет. Воля — это сила, которая является истинным звеном между людьми и миром. То, что ты сам называешь волей, — это характер и сильное стремление. То, что маг называет волей, — это есть сила, которая выходит изнутри и сцепляется с внешним миром. Она выходит через живот...

Пугающая природа знания не оставляет никакой альтернативы, как только стать воином. К тому времени, когда знание становится пугающим, человек также осознаёт, что смерть является незаменимым партнёром, который сидит рядом с ним на одной циновке. Каждая капля знания, которая становится силой, имеет в своём центре смерть. Смерть делает завершающий мазок — и всё, чего она касается, действительно становится силой.

Человек, который следует путями магии, встречается с возможностью полного уничтожения на каждом повороте пути, и обязательно он начинает остро осознавать свою смерть. Без осознания смерти он будет только обычным человеком, погрязшим в обычных поступках. У него будет отсутствовать необходимая потенция, необходимая концентрация, которая преобразует его обычное время на Земле в волшебную силу.

Таким образом, чтобы стать воином, человек должен, прежде всего и по праву, остро осознать свою собственную смерть. Но концентрация на смерти заставляет любого из нас фокусироваться на самом себе, а это ослабляет нас. Поэтому следующая вещь, которая необходима, чтобы стать воином, — это отрешённость. Мысль о неминуемой смерти вместо того, чтобы стать навязчивой идеей, становится безразличной. Ты должен отрешиться от всего... Только мысль о смерти делает человека достаточно отрешённым...

Таким образом, с сознанием своей смерти, своей отрешённостью и силой своих решений воин размечает свою жизнь стратегическим образом. Знание своей смерти ведёт его и делает отрешённым и безмолвно страстным. Сила окончательности его решений делает его способным выбирать без сожалений, и то, что он выбирает, — стратегически всегда самое лучшее, и поэтому он выполняет всё, что должен выполнить, со вкусом и страстной эффективностью.

Когда человек ведёт себя таким образом, то можно справедливо сказать, что он — воин и что он приобрёл терпение.

Его смерть сидит рядом с ним на его циновке, они друзья. Его смерть загадочным образом советует ему, как выбирать, как жить стратегически. И воин ждёт. Я бы сказал, что воин учится без всякой спешки, потому что он знает, что он ждёт свою волю. И однажды он добьётся успеха в выполнении чего-либо, что обычно совершенно невозможно выполнить. Он может даже не заметить своего необычного поступка. Но, по мере того, как он продолжает совершать необычные поступки, или по мере того, как он продолжает осознавать, — проявляется какого-то рода сила.

Мы — люди, и наша судьба — это учиться и быть вовлекаемыми в непостижимые новые миры.

Видение — это не для мелочных людей. Настрой свой дух, стань воином, научись видеть — и тогда ты узнаешь, что нет конца новым мирам для нашего восприятия.

Жизнь для воина — это упражнение в стратегии.

Воин... никогда не стоит на дороге, oжидая, чтобы его стукнули по голове. Таким образом он сводит к минимуму свои возможности непредвиденного. То, что ты называешь случайностями, в большинстве случаев очень легко избежать, если не быть идиотом, живущим спустя рукава.

Воин никогда не бездельничает и никогда не суетится.

... Смерть имеет две стадии. Первая стадия является поверхностным затемнением сознания. Вторая, однако, — это действительно стадия, где каждый встречается со смертью; это... — момент после первого затемнения, когда мы находим, что мы являемся как-то снова сами собой.

Я слышал, как ты говорил много раз, что ты всегда готов умереть. Я не рассматриваю это ощущение как необходимое. Я думаю, что оно является бесполезным потаканием себе. Воин должен быть готов только к битве.

Я слышал также, что ты говорил о том, что твои родители поранили твой дух. Я думаю, что дух человека является чем-то, что может быть поранено, хотя не теми действиями, которые ты сам называешь ранящими. Я полагаю, что твои родители покалечили тебя тем, что сделали тебя потакающим себе, расслабленным и поддающимся прозябанию.

Дух воина не связывается потаканиями себе и жалобами, не связывается он победами и поражениями. Дух воина связывается только с борьбой, и каждое усилие — это последняя битва воина на Земле. Таким образом, результат имеет очень мало значения для него. В своей последней битве на Земле воин позволяет своему духу течь свободно и ясно. И когда он проводит свою битву, зная, что его воля безупречна, воин смеётся.

Воин относится к миру как к бесконечной тайне, а к тому, что делают люди, — как к бесконечной глупости.

... Ты думаешь и разговариваешь слишком много. Ты должен прекратить разговор сам с собой. Фактически, мы создаём наш мир своим внутренним разговором. Когда мы перестаём разговаривать с собой, мир — всегда такой, каким он должен быть. Прежде всего, ты должен использовать свои уши, чтобы снять часть нагрузки со своих глаз. Мы с самого рождения используем свои глаза, чтобы судить о мире. Мы говорим с другими и с собой главным образом о том, что мы видим. Воин осознаёт это и прислушивается к миру. Он прислушивается к звукам мира. Воин осознаёт, что мир изменится, как только он перестанет говорить с самим собой, и он должен быть готов к этому необычному толчку.

Мир такой-то или такой-то — только потому, что мы сказали себе, что он такой. Если мы перестанем говорить себе, что мир такой-то, то и мир перестанет быть таким.

"Путешествие в Икстлан. Последние уроки дона Хуана" [4]
— Карлос Кастанеда

Принимать ответственность за свои решения означает, что человек готов умереть за них. В этом мире, где смерть — охотник, нет маленьких или больших решений. Есть только те решения, которые мы делаем перед лицом нашей неминуемой смерти.

Если ты накопишь силу в своём теле, то оно сможет выполнять невероятные задачи.

Что калечит дух, так это просто явное имение кого-нибудь у себя на спине, кто колотит тебя и говорит тебе, что следует делать, а чего не следует делать.

... У меня нет никакой личной истории. Однажды я обнаружил, что не нуждаюсь больше в ней, — и так же, как пьянство, бросил её. У меня нет больше личной истории. Я бросил её однажды, когда почувствовал, что в ней нет больше необходимости. Если у тебя нет личной истории — то никаких объяснений не требуется, никто не сердится, никто не разочаровывается в твоих поступках. И более того, никто не пришпиливает тебя своими мыслями.

Самое лучшее — стереть свою личную историю. Потому, что это сделает нас свободными от обволакивающих мыслей других людей.

... Ты слишком серьёзно себя принимаешь. Ты слишком чертовски важен в своих собственных глазах. Это должно быть изменено! Ты настолько важен, что можешь позволить себе уйти, если вещи складываются не так, как тебе хотелось бы. По твоему мнению, всё это показывает, что ты "имеешь характер". Это чепуха! Ты — слаб и мнителен!

Чувcтво собственной важности нужно выбросить вместе с личной историей.

Как может чувствовать себя кто-то столь важным, когда мы знаем, что смерть преследует нас?

... Когда ты неспокоен, то следует повернуться налево и спросить совета у своей смерти. Необъятное количество мелочей свалится с тебя, если твоя смерть сделает тебе знак и если ты заметишь отблеск её или если просто у тебя появится ощущение, что твой компаньон здесь и ждёт тебя. Смерть — это... мудрый советчик, которого мы имеем. Когда бы ты ни почувствовал, как это ты чувствуешь обычно, что всё идёт не так, как надо, и что ты вот-вот пропадёшь, повернись к своей смерти и спроси — так ли это? Твоя смерть скажет тебе, что ты неправ, что, в действительности, ничто, кроме её прикосновения, не имеет значения. (Ты) должен спросить совета у смерти и бросить проклятую мелочность, которая свойственна людям, проживающим жизнь так, как если бы смерть никогда не тронет их.

... Когда человек решает что-либо делать — он должен идти до конца. Но он должен принимать ответственность за то, что делает. Вне зависимости от того, что он делает, он должен, прежде всего, знать, почему он это делает, и затем он должен выполнять свои действия, не имея уже никаких сомнений или сожалений о них.

Смотри на меня. У меня нет сомнений или сожалений. Всё, что я делаю, является моим решением и моей ответственностью. Смерть преследует меня, поэтому у меня нет места для сомнений или сожалений. Если я должен умереть в результате того, что я возьму тебя на прогулку — значит я должен умереть.

Принимать ответственность за свои решения означает, что человек готов умереть за них.

Не имеет никакого значения, что это за решения. Ничто не может быть более или менее серьёзным, чем что-либо другое. Разве ты не видишь? В этом мире, где смерть — охотник, нет маленьких или больших решений. Есть только те решения, которые мы делаем перед лицом нашей неминуемой смерти.

Воин берёт на себя ответственность за свои действия, за самые тривиальные из своих действий.

Мир точных поступков и решений бесконечно эффективнее того разболтанного идиотизма, который ты называешь "моя жизнь".

Я был заинтересован в том, чтобы убедить тебя, что ты должен принять ответственность за нахождение здесь, в этом чудесном мире, в этой чудесной пустыне, в это чудесное время. Я хотел тебя убедить в том, что ты должен научиться делать каждый поступок идущим в счёт, поскольку ты будешь здесь только короткое время. Фактически — слишком короткое для того, чтобы посмотреть все чудеса этого мира.

Есть одна простая вещь, которая в тебе неправильна. Ты думаешь, что у тебя масса времени. Ты думаешь, что твоя жизнь будет длиться всегда.

Если ты не думаешь, что твоя жизнь будет длиться всегда, то чего ты ждешь? Почему ты тогда колеблешься в том, чтобы измениться? Дурак, у тебя нет времени для этой игры! То, что ты вот сейчас делаешь, может оказаться твоим последним поступком на Земле. Это вполне может оказаться твоей последней битвой. Если бы это была твоя последняя битва на Земле, то я бы сказал, что ты — идиот. Ты тратишь твой последний поступок на Земле на глупые эмоции! У тебя нет времени, мой друг, нет времени! Ни у кого из нас нет времени! Не просто соглашайся со мной. Вместо того, чтобы так легко соглашаться, ты должен действовать согласно этому.

Счастье состоит в том, чтобы действовать с полным пониманием того, что нет времени, и потому поступки имеют особую силу. Поступки есть сила, особенно тогда, когда человек действует, зная, что эти поступки являются его последней битвой.

Существует особое всепоглощающее счастье в том, чтобы действовать с полным пониманием того, что этот поступок вполне может быть твоим самым последним поступком на Земле. Я рекомендую, чтобы ты пересмотрел свою жизнь и рассматривал свои поступки в этом свете. У тебя нет времени, мой друг! В этом — несчастье человеческих существ. Никто из нас не имеет достаточно времени. Твоя длительность лишь делает тебя боязливым. Твои поступки не могут иметь того духа, той силы, той всеохватывающей силы поступков, выполняемых человеком, который знает, что он сражается в своей последней битве на Земле. Иными словами, твоя деятельность не делает тебя счастливым или могущественным. Сфокусируй своё внимание на связи между тобой и твоей смертью. Без сожаления, без печали и горевания. Сфокусируй своё внимание на том факте, что у тебя нет времени, и пусть твои поступки текут соответственно. Пусть каждый из твоих поступков будет твоей последней битвой на Земле! Только при таких условиях твои поступки будут иметь силу. В ином случае, сколько бы ты ни жил, они будут поступками боязливого человека.

... Ты должен научиться делать себя доступным Силе^*.

... Любой воин может стать человеком знания. Как я уже говорил тебе, воин является неуязвимым охотником, который охотится за Силой. Если он добьётся успеха в своей охоте, то он может стать человеком знания.

Воин, руководимый своей несгибаемой целеустремлённостью, может отразить всё, что угодно. Ни крыса, ни змея, ни горный лев не смогут побеспокоить его.

Жалость к самому себе не уживается с силой.

Воину может быть нанесён физический вред, но он не может быть обижен. Для воина нет ничего обидного в поступках окружающих людей. Это — до тех пор, пока он сам находится и действует в нужном настроении.

Предыдущей ночью ты сам не был обижен львом. Тот факт, что oн гнался за нами, не рассердил тебя. Я не слышал, чтобы ты ругал его, и я не слышал, чтобы ты говорил, что он не имеет права cледовать за нами. А по всему тому, что ты о нём знаешь, он мог быть жестоким и злобным львом.

Достичь настроения воина — непростое дело. Рассматривать льва, водяных крыс и окружающих нас людей как равных — является великолепным поступком духа воина. Для этого нужна сила.

Ты идёшь на поиски Силы, и всё, что ты делаешь, идёт в счёт.

Я настолько молод, насколько захочу. Это — опять-таки дело личной силы. Если ты накопишь силу в своём теле, то оно сможет выполнять невероятные задачи. С другой стороны, если ты растрачиваешь силу, то через совсем короткое время ты будешь толстым старым человеком.

Есть миры внутри миров прямо здесь перед нами.

Смерть — всегда ждёт, и, когда сила воина исчезает, смерть просто дотрагивается до него. Таким образом отправляться в неизвестное — без всякой силы — глупо. Найдёшь только смерть.

Мир — это загадка. То, на что ты смотришь, — это ещё не всё, что здесь есть. В мире есть намного больше. Очень намного больше. Фактически, до бесконечности. Поэтому, когда ты пытаешься прояснить себе всё это, то на самом деле ты пытаешься сделать мир знакомым. И я, и ты прямо здесь в мире, который ты называешь реальным, находимся просто потому, что мы оба знаем его. Ты не знаешь мира Силы, поэтому ты не можешь включить его в знакомую сцену.

Воин — это охотник за силой. Я учу тебя как охотиться за ней и хранить её.

Сила не принадлежит никому. Некоторые из нас могут собрать её. Затем она может быть передана кому-нибудь ещё. Видишь ли, ключом к запасённой силе является то, что она может быть использована только для того, чтобы помочь ещё кому-нибудь накопить силу... Но когда дело доходит до того, чтобы передавать её непосредственно другому лицу, то это невозможно сделать за исключением тех случаев, когда это лицо использует её на поиски своей собственной личной силы.

Воин стратегически живёт свою жизнь. Он будет присутствовать на вечеринке или собрании — только если это входит в его стратегию. Разумеется, это означает, что он будет — в полном контроле и будет выполнять все те поступки, которые считает необходимыми.

... Нельзя ничего достичь насилием.

... Если ты хочешь выжить, ты должен быть кристально чистым и совершенно уверенным в себе.

"Беседы о силе" [5] — Карлос Кастанеда

Воин берёт свою судьбу, какой бы она ни была, и принимает её в абсолютном смирении. Смирение воина не является смирением нищего. Воин ни перед кем не опускает голову, но в то же время он не позволяет никому опускать свою голову перед ним. Нищий, напротив, падает на колени и метёт пол перед любым, кого считает выше себя. Но, в то же время, он требует, чтобы кто-то, находящийся ниже его, мёл пол перед ним.

(Человек знания — видит, поэтому он предпринимает шаги к тому, чтобы избегать опасности). Если что-нибудь такое есть, то его видение даст ему знать. Наконец, если его видение не может до этого добраться, то это — его судьба и никто не может избежать этого.

... Тело должно быть совершенным до того, как воля станет действующей единицей.

Мы — текучие светящиеся существа, состоящие из эманаций...

Мы можем видеть смерть, кружащуюся вокруг человека, погружающую свои крючки всё глубже и глубже в его светящиеся эманации. Мы можем видеть, как светящиеся эманации теряют свою натянутость и исчезают одна за другой.

... Когда ты приходишь, ты должен приходить, готовый умереть. Если ты приходишь, готовый умереть, то не будет никаких падений и никаких незванных сюрпризов и никаких ненужных поступков.

Путь воина — это гармония между действиями и решениями.

Когда обычный человек готов — Сила предоставляет ему учителя.

Воин выучивается настраивать свою волю. И хочет направлять её с точностью иголки, фокусировать её, где захочет, как если бы его воля, которая выходит из средней части его тела, была одной единственной светящейся нитью — нитью, которую он может направить в любое вообразимое место. Эта нить — дорога к нагвалю^*.

... Не концентрируйся на прошлых событиях. Мы можем касаться их, но только для примера.

... Самоуверенность воина не является самоуверенностью среднего человека. Средний человек ищет определённости в глазах того, кто на него смотрит, и называет это самоуверенностью. Воин же ищет неуязвимости в собственных глазах и называет это смирением. Средний человек сцеплен с окружающими его людьми, в то время как воин сцеплен только с самим собой. Может быть, ты охотишься за радугами, ты гонишься за самоуверенностью среднего человека, тогда как тебе следовало бы стремиться к смирению воина. Разница между тем и этим — значительная. Самоуверенность воина означает, что ты знаешь что-то наверняка. Смирение включает в себя то, что ты неуязвим — и в поступках, и в эмоциях.

... Ты всё время должен выталкивать себя за собственные границы.

Действуй неуклонно, не оставляя места для отступления.

Знаешь ли ты, что в этот самый момент ты окружён вечностью? И знаешь ли ты, что можешь использовать эту вечность, если пожелаешь? Знаешь ли ты, что ты можешь растянуть себя в любом из направлений? Знаешь ли ты, что один момент можно превратить в вечность? Это — не загадка, это — факт. Но только — если ты оседлаешь этот момент и используешь для того, чтобы ухватиться за целостность самого себя навсегда и во всех направлениях.

У тебя — ещё недостаточно личной силы, чтобы использовать моё откровение. Однако, если бы у тебя было достаточно личной силы, то одни только мои слова были бы достаточны для тебя, чтобы создать целостность самого себя и вынести критическую часть себя за те границы, в которых она заключена.

... Мы — светящиеся существа. А для светящегося существа только личная сила имеет значение.

Сменить нашу идею мира — является ключом магии^*. Остановка внутреннего диалога — единственный путь к тому, чтобы выполнить это. Следует оговориться однако, что такое изменение не может быть вызвано насильно.

Воин берёт свою судьбу, какой бы она ни была, и принимает её в абсолютном смирении. Он в смирении принимает то, чем он является, но не для того, чтобы сожалеть, не как основу для сожаления, а как живой вызов.

... Любая мысль, которую держишь в уме в состоянии молчания, равносильна команде, поскольку там нет других мыслей, чтобы конкурировать с ней.

... Мир не отдаётся нам прямо. Между ним и нами находится описание мира.

... Воин находится в руках Силы, и его единственная свобода состоит в том, чтобы избрать неуязвимую жизнь.

Воин — всегда готов. Быть воином — это не значит просто желать им быть. Это — скорее бесконечная битва, которая будет длиться до последнего момента жизни. Никто не рождается воином. Точно так же, как никто не рождается разумным существом. Мы сами себя делаем тем или другим.

В пути воина нет дыр. Следуй ему — и твои поступки никто никогда не сможет критиковать.

Тело должно стать совершенным до того, как воля станет действующей единицей.

... Ключевым моментом магии является внутренний диалог. Это — ключ ко всему. Когда воин научается останавливать его — всё становится возможным. Самые далеко идущие планы становятся достижимыми.

(Но) до тех пор, пока ты думаешь, что ты — твёрдое тело, ты не сможешь воспринять того, о чём я тебе говорю.

Мы — сознания. Мы — не предметы, мы не имеем твёрдости, мы — безграничны. Мир предметов и твёрдости — это только способ сделать лёгким наш проход по Земле. Это — только описание, которое мы создаём, чтобы оно помогало нам. ... Наш разум, забывает, что описание — это только описание и что таким образом мы заключаем самих себя в заколдованный круг, из которого мы редко вырываемся в течение своей жизни.

... Ты бы удивился тому, насколько хорошо можно действовать, когда тебя припрут к стене.

Только в качестве воина можно выстоять путь знания. Воин не может жаловаться или сожалеть о чём-нибудь. Его жизнь — бесконечный вызов, а вызовы не могут быть плохими или хорошими. Вызовы — это просто вызовы. Основным различием между обычным человеком и воином является то, что воин всё принимает как вызов, в то время как обычный человек принимает всё или как благословение, или как проклятье.

Воин должен быть текучим и должен смещаться в гармонии с миром, его окружающим — будь это мир разума, или мир воли.

Без осознания смерти всё — обычно, тривиально. Только потому, что смерть подкарауливает нас, мир является неизмеримой загадкой.

Ты не только должен хотеть пойти по дороге знания, но сами твои усилия должны быть достаточно неуязвимы, чтобы сделать тебя стоящим этого знания.

... Жизнь может быть безжалостной с тобой, если ты небрежен со своим тоналем^*.

Печальный факт состоит в том, что мы все научились в совершенстве тому, как делать свой тональ слабым.

Чтобы выполнить задачу, состоящую в том, чтобы сделать себя жалким, ты должен был работать самым интенсивным образом. Большим абсурдом является то, что ты не понял возможности работать точно так же для того, чтобы сделать себя цельным и сильным.

Тональ начинается с рождения и кончается со смертью. Но нагваль не кончается никогда. Нагваль не имеет предела. Нагваль — это то, где обитает Сила.

"Творчество — вот", — сказал он и поднёс свою ладонь на уровне моих глаз. Мне потребовалось невероятно долгое время, чтобы сфокусировать глаза на его руке. Я ощущал, что прозрачная мембрана держит всё моё тело в фиксированном положении, и что мне нужно прорвать её, чтобы остановить свой взгляд на его руке. Я старался, пока капли пота не попали мне в глаза. Наконец я услышал или ощутил хлопок — и мои глаза и голова дёрнулись, освободившись. На его правой ладони находился самый любопытный грызун, какого я когда-либо видел. "Потрогай его", —сказал дон Хуан тихо. Я автоматически повиновался и погладил пальцем по мягкой спинке. Дон Хуан поднёс руку ближе к моим глазам, и тогда я заметил нечто, что бросило меня в нервные судороги. У белки были очки и большие зубы. Затем грызун стал расти на ладони дона Хуана, стал таким громадным, что исчез...

... Одно из действий воина состоит в том, чтобы никогда не давать ничему дурному воздействовать на себя. Контроль воина должен быть неуязвимым.

У тебя осталось мало времени и совсем не осталось для ерунды. Отличное состояние! Я бы сказал, что лучшее, на что мы способны, проявляется тогда, когда мы прижаты к стене. Когда мы ощущаем меч, повисший над головой. Лично я не хотел бы, чтобы было иначе.

... В течение всего времени, как я тебя знаю, я говорил, обращаясь как к твоему тоналю, так и к твоему нагвалю. Именно таким способом должны вестись наставления. Вначале следует разговаривать с тоналем. Потому, что именно тональ должен уступить контроль. Но он должен это делать с радостью. Иными словами, тональ настраивают так, чтобы он должен был отдать ненужное, подобное ощущению важности самого себя и сомнительности, которые только приводят его в беспорядок. Вся беда — в том, что тональ цепляется за эти вещи, в то время как он должен был бы быть рад освободиться от этой ерунды. Задача поэтому состоит в том, чтобы убедить тональ стать свободным и подвижным. Вот, что нужно дать магу прежде всего остального, — сильный и свободный тональ.

Из-за его врождённой слабости тональ легко уничтожить, и потому одним из искусств воина является вывести на поверхность нагваль, для того, чтобы прикрыть тональ. Я говорю, что это — искусство, потому, что маги знают, что путём усиления тоналя может появиться нагваль. Это называется обретением личной силы.

Когда ты находишься в мире тоналя, ты должен быть неуязвимым тоналем. Никакого времени для иррациональной муры! Но когда ты находишься в мире нагваля, ты тоже должен быть неуязвимым. Никакого времени для интеллектуальной муры! Для воина намерение — это ворота между этими двумя. Они полностью закрываются позади него, когда он проходит туда или сюда.

Если на твоём острове тоналя слишком много ненужных вещей — ты не сможешь выстоять встречу с нагвалем. Ты можешь умереть. Никто не способен выжить в намеренной встрече с нагвалем без должной тренировки. Требуются годы, чтобы подготовить тональ к такой встрече. Воин должен быть обучен быть неуязвимым и полностью прозрачным, прежде чем он сможет воспринимать встречу с нагвалем.

Воин тратит годы на то, чтобы вымести свой остров, до тех пор, пока не придёт момент, когда он сможет, образно говоря, ускользнуть с него.

Для нагваля нет ни земли, ни воздуха, ни воды. Поэтому нагваль скользит, или летает, или делает то, что он может делать во времени нагваля, которое не имеет ничего общего со временем тоналя. Эти две вещи — не перехлёстываются.

... Воин является, скажем так, пленником Силы. Пленником, у которого есть один свободный выбор: действовать или как неуязвимый воин — или как осёл. В конечном итоге, может быть, воин — и не пленник, а раб Силы, потому что этот выбор — уже больше не выбор для него.

Воин не может быть слабым, или в замешательстве, или испуганным — ни при каких обстоятельствах. Воин имеет время только для своей неуязвимости. Всё остальное вытягивает его силу. Неуязвимость — восполняет её.

Неуязвимость означает делать лучшее, что можешь, во всём, во что ты вовлечён.

Когда ты чувствуешь и действуешь подобно бессмертному существу, в распоряжении которого — всё время на Земле, ты не являешься неуязвимым. Ты должен повернуться, осмотреться вокруг, и тогда ты поймёшь, что твоё ощущение, будто у тебя есть время, — идиотизм.

Будущего нет. Будущее — это только способ разговаривать. Для мага есть только здесь и сейчас.

Сейчас ты должен остановиться, оглянуться назад и пересмотреть свои шаги. Маги говорят, что это — единственный способ утвердить свои достижения.

Всё, что я делал с тобой или для тебя, делалось для выполнения одной единственной задачи — задачи чистки и приведения в порядок твоего острова тоналя. Это — моя работа как твоего учителя. (Другая задача — )... дать тебе бесспорные демонстрации нагваля и показать, как в него входить.

Я много раз говорил тебе о той абсолютной перемене, которая нам нужна, если мы хотим добиться успеха на пути к знанию. Эта перемена не является только переменой настроения, отношения или взглядов. В эту перемену входит трансформация острова тоналя.

Годы тяжёлого ученичества — только подготовка к ошеломительной встрече воина с тем, что лежит там, за этой чертой.

У тебя нет времени, и в то же время ты окружён вечностью. Вот это парадокс для твоего разума!

Сила даёт нам согласно нашей неуязвимости.

... После того, как внутренний диалог ученика остановлен, наступает неизбежный момент. У ученика возникают задние мысли относительно всего ученичества. Даже самые большие энтузиасты ощутят в этой точке потерю заинтересованности.

В жизни воина есть один единственный вопрос, который действительно не решен: насколько далеко можно пройти по тропе знания и силы. Этот вопрос остаётся открытым, и никто не может предсказать его исход.

Свобода воина состоит в том, чтобы или действовать неуязвимо — или действовать как никчёмность.

Вы узнали, что шансом воина является быть смиренным и эффективным. Вы научились действовать, не ожидая ничего в награду. Теперь я скажу вам, что для того, чтобы выстоять то, что лежит за границами этого дня, вам понадобится ваша абсолютная выносливость.

... Судьба всех нас состояла в том, чтобы знать, что мы являемся пленниками Силы. Какая великая удача!

Жизнь воина ни в коем случае не может быть холодной, одинокой или лишённой чувств, потому что она основывается на его привязанности, его стремлении, на том, что он посвятил себя тому, кого он любит... Земля знает, что он любит её, и она заботится о нём. Именно поэтому жизнь воина наполнена до краёв, и его состояние, где бы он ни был, будет изобильным. Воин бродит по тропам своей любви... Эта Земля... Только если любишь эту Землю с несгибаемой страстью — можно освободиться от печали. Воин всегда весел, потому что его любовь неизменна и предмет любви — Земля — обнимает его и осыпает невообразимыми дарами. Печаль принадлежит тем только, кто ненавидят ту самую, которая даёт укрытие всем другим существам. Это — милое Существо, которое является живым до последней крупицы и понимает каждое существо. Оно успокоило меня. Оно вылечило мои боли, и, наконец, когда я понял мою любовь к нему, оно научило меня свободе. Только любовь к этому великолепному Существу может дать свободу духу воина. А свобода эта есть радость, эффективность и отрешённость перед лицом любых препятствий.

"Второе кольцо силы" [6] — Карлос Кастанеда

Особенность человеческих существ состоит в том, что они любят, чтобы им говорили, что делать, но они ещё больше любят сопротивляться и не делать того, что им сказано, и в результате они вовлекаются в ненависть к тому, кто сказал им.

... Личная сила воина зависит от его безупречности. Безупречность состоит, в том числе, в усилиях измениться: вспугнуть "человеческую форму"^* и стряхнуть её. После многих лет безупречности "форма" не может больше выдержать и уходит.

Выследить свои слабости можно таким же точно образом, как охотник выслеживает свою жертву. Ты изучаешь свой порядок жизни до тех пор, пока не будешь знать все проявления своих слабостей.

Печаль расставания и т.п. — ощущения, которыми питается "человеческая форма".

Битва происходит прямо здесь, в этой груди. Нам требуется всё наше время и вся наша энергия, чтобы победить идиотизм в себе.

Маги имеют два цикла. Первый — это когда они человеческие существа... Каждому из нас было дано задание, и это задание вынуждает нас оставить "человеческую форму". Второй цикл наступает тогда, когда маг больше не является человеческим существом.

Скрупулезно объяснять имеет смысл тогда, когда речь идёт о тонале. Когда же маг имеет дело с нагвалем, он обязан дать наставление, которое должно раскрыть воину тайну. И это — всё, что ему нужно сделать. Воин, который получает тайны, должен утвердить знание как силу. Тональ и нагваль — суть два разных мира. В одном ты разговариваешь, а в другом ты действуешь.

... Самая трудная для воина вещь в мире — предоставить других самим себе.

... Сила придёт только после того, как мы примем свою судьбу без упрёков.

... Когда человеку нечего терять, он становится мужественным. Мы малодушничаем только тогда, когда есть что-то, за что мы ещё можем цепляться.

Воин не ищет ничего для своего утешения.

... Ты думаешь, что твоя бесполезная привязанность — настолько ценная, чтобы удержать тебя от вхождения в тот мир?

... Искусство мага заключается в том, чтобы оставаться незамеченным даже в гуще людей. Он требовал, чтобы я полностью сконцентрировался на попытке быть незаметным.

... Единственным средством, сдерживающим наше отчаяние, является осознание нашей смерти; это — ключ к имеющейся у мага схеме бытия. Осознание своей смерти является единственной вещью, которая может дать нам выстоять тяжесть и боль нашей жизни и нашей боязни неизвестного. Я должен принять решение сделать это осознание свидетелем своих действий.

... Больше, чем что-либо другое, искусство магов состоит в том, чтобы не расточать свою силу.

Маги обязаны наблюдать свои тонали с некоторой дистанции, чтобы лучше охватывать то, что находится вокруг них.

Маг не держит другого мага за руку. Каждый из нас — очень способный.

"Дар Орла" [7] — Карлос Кастанеда

Следует не иметь ничего, что требовалось бы защищать, даже собственную личность. Собственная личность должна быть защищённой, но не защищаемой. Проявляя высокомерие, ты не был защищённым, а просто защищался.

Я уже отдан Силе, что правит моей судьбой. Я ни за что не цепляюсь, значит мне нечего защищать.

Воинам рекомендуется не иметь никаких материальных вещей, на которых могла бы сфокусироваться их сила. Надо фокусировать её на духе, на действительном полёте в неведомое.

Твои побуждения обладать и держаться за вещи — не уникальны. (Но) каждый, кто хочет следовать тропой воина по пути мага, должен освободиться от этой мании.

Воин — это тот, кто ищет свободу. Печаль — это не свобода. Мы должны освободиться от неё.

Находиться в осаде означает, что имеешь какую-то личную собственность, которую можно подвергнуть осаде. У воина же ничего в мире нет, кроме его безупречности, а безупречности ничем нельзя угрожать.

... Определённые "места силы" являются дырами в этом мире. Если быть "бесформенным", то можно пройти сквозь такую дыру в неизвестное, в другой мир.

"Внутренний огонь" [8] — Карлос Кастанеда

Чувство собственной важности — наш злейший враг. Подумай об этом: нас ослабляет ощущение собственной оскорблённости со стороны наших собратьев. Чувство собственной важности заставляет нас большую часть жизни быть обиженными кем-то. Без этого чувства мы неуязвимы.

Безупречность — это ни что иное, как правильное использование энергии. Чтобы понять это, ты должен сам запасти достаточно энергии. Воины ведут стратегический список, они перечисляют всё, что делают, а затем решают, что из перечисленного следует изменить, чтобы создать... усиление своей энергии. Список включает только те виды поведения, которые не являются существенными для нашего выживания и благополучия. Чувство собственной важности фигурирует как деятельность, поглощающая наибольшее количество энергии. Действия по перераспределению энергии ведут к безупречности.

Мы знаем, что ничто так не закаляет характер воина, как вызов взаимодействовать с невыносимыми людьми, наделёнными властью. Только при этих условиях воины могут приобрести ту трезвость, безмятежность, какие необходимы, чтобы выстоять.

Терпение — это бесстрастное ожидание. Ни спешки, ни тревоги, просто поддержание того, что должно.

Степень осознанности каждого отдельного чувствующего существа зависит от степени того, насколько оно способно позволить "эманациям в Великом" нести его.

Третье внимание^* достигается тогда, когда свет сознания обращается во Внутренний Огонь — сияние, возжигающее не одну только полосу, а все эманации... внутри человеческого кокона.

Видящие, преднамеренно достигающие полного сознания, — это зрелище для богов, это — момент, когда они горят изнутри: Внутренний Огонь пожирает их, и тогда в полном сознании они сливаются с "эманациями в Великом" и ускользают в Вечность.

Воины готовят себя к тому, чтобы сознавать, а полное сознание приходит к ним только тогда, когда в них совершенно не остаётся чувства самодовольства: только когда они — ничто, они становятся всем.

Свет сознания расширяется и усиливается, когда эманации внутри кокона настраиваются на "эманации в Великом".

То, что называется ключом ко всему, — это знание, что Земля является чувствующим существом, и, как таковая, может дать воину мощный толчок — импульс, идущий от Сознания самой Земли, в то мгновение, когда эманации внутри кокона воина настраиваются на соответствующие эманации внутри кокона Земли. Ну, а поскольку и Земля, и человек — чувствующие существа, их эманации совпадают, или лучше сказать, у Земли есть все эманации, присутствующие в человеке и во всех чувствующих существах, — органических и неорганических.

Когда точка сборки переходит некоторый критический предел, то результат всегда одинаков для всякого человека. Методики этого движения могут быть самыми различными, а результаты всегда одинаковы: точка сборки собирает другие миры с помощью толчка Земли. Скорость толчка растворит всё в тебе. Под его воздействием мы становимся ничем. Та скорость и индивидуальное существование несовместимы.

Хенаро был в пяти или шести футах передо мной. Внезапно его формы размылись, и в одно мгновение он улетел, как пух по ветру. "Хенаро отделился от нас силой восприятия, — спокойно сказал дон Xуан. — Когда точка сборки собирает мир, этот мир — полный. Сознание Земли может дать нам толчок настроить другие... диапазоны эманаций, и сила этой новой настройки заставляет исчезнуть этот мир. Этот мир исчезает, как дуновение, когда новая полная настройка заставляет нас воспринять другой полный в себе мир".

... Воины живут рядом со смертью, и из того знания, что смерть — с ними, они извлекают мужество для любой встречи.

(Пять атрибутов воина): контроль, дисциплина, терпение, своевременность и воля. Они принадлежат миру воина, борющегося с ощущением собственной важности. Шестой элемент — возможно, наиболее важный из всех; он относится к внешнему миру и называется мелочным тираном. Мелочный тиран — это мучитель. Это — кто-нибудь, либо имеющий власть распоряжаться жизнью и смертью воина, либо досаждающий ему смертельно.

Четыре (первых) атрибута — это всё, что необходимо для взаимодействия с худшим из мелочных тиранов. Мой благодетель любил повторять, что воин, напоровшийся на мелочного тирана, — счастливец. Мы знаем, что ничто так не закаляет характер воина, как вызов взаимодействовать с невыносимыми людьми, наделёнными властью.

Великолепным ингредиентом в жизни совершенного видящего является мелочный тиран с неограниченными полномочиями.

Понимая природу человека, видящие были способны придти к неоспоримому выводу, что, если они смогут справиться с собой перед лицом мелочных тиранов, то они будут в силах безупречно встретиться с неведомым, а затем выстоять даже в присутствии непостижимого. Реакция среднего человека будет той, что порядок этого построения следует обратить. Но это — не так, хотя видящий, способный справиться с собой в присутствии неведомого, конечно, встретит мелочного тирана должным образом. Я сказал ему, что, по моему мнению, тираны могут сделать свои жертвы либо беспомощными, либо такими же скотами, как они сами. Он остановил меня: "Они — жертвы, а не воины".

(Мой мелочный тиран) — ничто по сравнению с настоящими чудовищами, с которыми встретились новые видящие во времена Конкисты. По всем указаниям, те видящие осуществляли с ними даже непристойные сделки. Они доказали, что даже наихудшие тираны могут привести в восторг при условии, что ты сам — воин.

Ошибка, которую совершают обычные люди при встрече с мелочными тиранами, состоит в том, что они не имеют стратегии отступления. Фатальный дефект заключается в том, что средние люди принимают себя слишком серьёзно. Их действия и чувства, так же как и у мелочных тиранов, всепоглощающи. Воины же не только имеют хорошо продуманную стратегию, но и, к тому же, свободны от чувства собственной важности. Их ощущение собственной важности уничтожается тем, что они поняли: реальность — это та интерпретация, которую мы даём. Это знание — их решительное преимущество.

Он был убежден в том, я смогу победить надсмотрщика, используя лишь осознание того, что мелочные тираны принимают себя слишком серьёзно, а воины — нет.

У меня была соответствующая экипировка для борьбы с ним: у меня были контроль, дисциплина, терпение и своевременность. Мой контроль позволял мне выполнять самые идиотские требования этого человека. Что действительно истощает нас в таких ситуациях, так это вздохи и ахи от чувства собственной важности. Каждый, у кого есть хоть на йоту гордости, будет разорван на части ощущением своего ничтожества. Я же весело делал всё, что он от меня требовал. Я был радостен и полон сил и совсем не беспокоился ни о своей гордости, ни о своём страхе. Я был там как безукоризненный воин: настройка духа, когда кто-то тебя попирает, называется контролем.

Стратегия моего благодетеля требовала вместо того, чтобы чувствовать огорчение за себя, как было у меня раньше, приступить немедленно к работе, составляя карту сильных сторон тирана, его слабостей и причуд. Два других атрибута воина: терпение и своевременность, которыми я ещё не обладал, автоматически содержались в стратегии моего благодетеля.

Терпение — это бесстрастное ожидание: ни спешки, ни тревоги — просто поддержание того, что должно.

Своевременность — это качество, которое управляет освобождением всего, что подготовлено. Контроль, дисциплина и терпение подобны дамбе, за которой всё собрано. Своевременность — шлюз этой дамбы.

Ни разу я не пожалел себя и не заплакал от чувства оскорбленного достоинства. Я был весел и безмятежен. И я ни разу не пожелал смерти этому человеку.

Терпение означает удержание в себе того, о чём воин знает, что это справедливо. Это не значит, что воин ходит вокруг, строя злобные интриги или планируя свести старые счёты. Когда воин обрёл контроль, дисциплину и своевременность, тогда терпение означает oжидание того, что должно произойти с тем, кто этого заслуживает.

Новые видящие использовали мелочных тиранов не только для того, чтобы освободиться от чувства собственной важности, но и для исполнения очень сложного маневра — выведения себя из этого мира. Быть побеждённым... — не смертельно, но разрушительно. Воин, скончавшийся под действием мелюзгового тиранчика, раздавлен в буквальном смысле своим собственным поражением и непригодностью. Действовать в гневе, без контроля и дисциплины — это означает потерпеть поражение.

Не огорчайся за бедных индейцев яки, — подумай обо всем человечестве. А относительно индейцев яки я могу сказать, что они — из счастливейших: они подавлены и благодаря этому некоторые из них, в конце концов, могут выйти победителями, а угнетатели, мелочные тираны, подавившие их, не имеют ни одного шанса, даже в аду.

... Наше знакомство с воспринимаемым нами миром принуждает нас верить, что мы окружены предметами, существующими сами-по-себе и независимо, то есть так, как мы их воспринимаем. Но, в действительности, нет мира предметов, а есть вселенная эманаций.

Есть достаточно безумцев, становящихся видящими, — видящими, полными слабостей, или, лучше сказать, людей со слабостями, оказавшихся способными стать видящими.

Наши дефекты остаются с нами даже тогда, когда мы становимся видящими.

... (Олли не могут убить нас), но они могут запугать нас до смерти... Их привлекают эмоции. Животный страх — вот что влечёт их больше всего. Он освобождает род энергии, подходящий для них. Их внутренние эманации сплачиваются животным страхом. Олли наслаждаются животным страхом больше, чем чем-либо ещё.

... Некоторые географические области не только помогают случайным движениям точки сборки, но также избирают особое направление этого сдвига.

... Задача перенастройки всех эманаций пролагает дорогу особому манёвру возжигания всех этих эманаций внутри кокона. Мне удалось возжечь все эти эманации внутри кокона, и мы можем уйти в любое время.

... Любой воин может успешно действовать по отношению к людям при условии, что он сдвинет свою точку сборки в положение, когда уже безразлично, любят его люди, не любят или игнорируют.

Положение точки сборки диктует то, как мы ведём себя и что мы чувствуем.

Когда видящие сдвигают свою точку сборки, они встречаются не с иллюзией — они встречаются с другим миром. Этот другой мир настолько же реален, как и тот, который мы видим сейчас.

В процессе подготовки точка сборки воинов сдвигается в наибольшее возможное число мест.

Единственная сила, которая может временно отменить настройку, это намерение. Тебе придётся ликвидировать настройку, которая удерживает тебя на восприятии мира повседневных действий. Вызывая намерение перевести точку сборки в новую позицию и намеренно удерживая её там достаточно долго, ты соберёшь другой мир и исчезнешь из этого.

Решение состоит не просто в том, чтобы выбрать другой мир, где умереть, но в избрании полного сознания, полной свободы.

Собирать другие миры — это не только вопрос практики, но и вопрос намерения. И это — не просто впрыгивание и выпрыгивание из этих миров, как на резиновой ленте. Понимаешь, видящий должен быть смелым: если ты разбил барьер восприятия, то ты вовсе не обязан вернуться в то же самое место этого мира...

По существу, мы — точки сборки, фиксированные в некоторой позиции.

Он уверил меня, что вхождение в третье внимание — это дар, он похож на награду за достижения.

"Сила безмолвия" [9] — Карлос Кастанеда

Есть связующее звено между магом и Силой. Чтобы оживить это звено, магам нужна строгая, сильная устремлённость — особое состояние ума, называемое непреклонным намерением. Нагваль является единственным существом, способным обеспечить непреклонным намерением.

Война для воина является тотальной борьбой против индивидуального "я", которое лишает человека его силы.

Только маги способны вызывать движение в сферах неподвижной светимости. За долю секунды они могут перемещать свои точки сборки в любое место... Это движение и скорость, с которой оно было произведено, влекут мгновенное переключение и восприятие (как бы) другой, совершенно отличной вселенной. Или они могут перемещать свои точки сборки без остановок через всё поле их светящейся энергии. Сила, созданная этим движением, так сильна, что мгновенно воспламеняет всю их светящуюся массу. Он сказал, что, если сейчас на нас обрушится горный обвал, то он, используя скорость, с которой может передвигаться его точка сборки, заставит себя изменить мир или сожжёт себя за доли секунды Огнём изнутри.

Магия — это состояние сознания.

Всё, существующее в Космосе, прикреплено к намерению Бога cвязующими звеньями^*. Маги занимаются обсуждением, пониманием и использованием этих связующих звеньев. И особенно они заняты тем, что очищают их от того, что привнесено обычными делами их повседневных жизней. Магия на этом уровне определяется как процедура очищения звена, связывающего воина с намерением Бога.

Цель магов заключена в достижении состояния полного сознания... Это состояние сознания предполагается как прямо противоположное смерти.

Нагвали являются посредниками. Их энергия позволяет им направлять мир, гармонию, смех, знание — прямо из Источника и передавать всё это своим спутникам.

Комментарии Карлоса Кастанеды*

Лучший метод учёбы, я думаю, это поместить себя в ситуацию, в которой обнаруживаешь, что ты — ничто. Остальные пути — от собственной гордости. Если мы не следуем этому, то мы проводим наши жизни в выяснении того, кто нас любит, а кто нет. (Но надо понять), что это — не имеет значения.

Дон Хуан изображал гордость монстром с 3000 голов. Не имеет значения, сколько голов ты отрубишь, их всё равно остаются сотни. Главная задача — не реагировать. Если ты реагируешь — ты пропал. Ты не можешь обижаться на тигра, когда он нападает на тебя, ты просто отступаешь в сторону, чтобы пропустить его мимо.

Без врагов мы — ничто. Иметь врагов, жить со знанием беды, несчастья — это одна из форм нашего существования. Мы должны освободиться от этой формы, но это займёт время. Вначале надо стать тем, кто борется. Это — наш первый уровень.

Моя свобода зависит от безупречного существования; только этим я могу изменить мою судьбу и покинуть этот мир полностью.

Ни технология, ни правительство не могут в достаточной степени изменить мир, чтобы удовлетворить нужды людей, понимающих, в конечном счёте, что им предстоит умереть. Новый мистицизм заявляет, что Просветлению должно быть отдано предпочтение по сравнению с проектами социальных изменений.

Чтобы разрушить уверенность, что мир таков, как вас этому обучили, вы должны выучить новое описание мира — магию — а затем удерживать старое и новое вместе.

Европейцы обращаются со своими телами, словно они — предметы. Мы наполняем их алкоголем, плохой пищей и тревогой. Когда происходит что-то неладное, мы думаем, что в тело извне вторглись микробы. Дон Хуан не верит в это. Для него болезнь — это дисгармония между человеком и миром.

Мы находимся в тесной связи со всем живым. Что-то изменяется всякий раз, когда мы намеренно наносим вред растительной или животной жизни.

Мы так важны и принимаем себя так серьёзно, что забываем, что мир — это великая загадка, которая будет учить нас, если мы слушаем.

Если нет никакого способа узнать, имею ли я ещё одну минуту жизни, то я должен жить так, словно это — мой последний момент. Каждое действие является последней битвой воина. Поэтому всё следует делать безупречно. Ничего не следует оставлять незаконченным. Эта идея явилась очень освобождающей для меня. У меня больше нет никаких незаконченных дел, ничто не отложено и не связывает меня. Вот я здесь разговариваю с вами и могу никогда не вернуться в Лос-Анджелес. Но это не имело бы никакого значения, потому что я позаботился обо всем, прежде, чем приехать.

Не много мужества требуется, чтобы взорвать какое-нибудь здание (имеется в виду революционный терроризм), но для того, чтобы бросить сигареты, или прекратить быть тревожным, или оставить внутреннюю болтовню, — вы должны переделать себя. Реальная реформа начинается здесь. (Однажды) дон Хуан сказал: "Я не могу вообразить, как... (этого человека) заботят тела других людей, в то время как он не любит своё собственное тело". (Тот непрерывно курил).

Воинам рекомендуется не иметь никаких материальных вещей, на которых могла бы фокусироваться их сила. (Надо) фокусировать её на Духе, на действительном полёте в неведомое.

(Потеряв "человеческую форму"), я чувствовал себя отрешённым, не ощущающим воздействий со стороны. Во мне не осталось никакой — ни открытой, ни скрытой — неприязни к кому бы то ни было. Это было ощущением отстранённости, способности погрузиться в момент и не иметь никаких мыслей ни о чём другом вообще. Действия людей больше не воздействовали на меня, потому что я больше не имел никаких ожиданий вообще. Странный покой стал руководящей силой в моей жизни. Я чувствовал, что, всё-таки, воспринял одну из концепций жизни воина — отрешённость.

Дон Хуан говорил, что отрешённость не означает автоматически и мудрости.

Мы обсуждаем искусство управления сознанием. Истины, о которых мы говорим, — это принципы этого искусства.

Первой истиной относительно сознания является то, что окружающий нас мир совсем не таков, как мы думаем. Мы думаем, что это — мир вещей, а он таким не является.

Смыслом существования всех чувствующих существ является рост сознания.

Все ловятся на той ошибке, что будто бы видение осуществляется глазами.

Видение — это не дело глаз. Видение — это настройка. Настройка эманаций, осуществляемая обычно, — это восприятие повседневного мира, а настройка эманаций, которые обычно никогда не используются, — это видение. Когда такая настройка происходит, человек видит. Следовательно, видение возникает от необычной настройки.

Фокус осознания состоит в том, чтобы позволить фиксирующим (внешним) эманациям слиться с теми, что внутри нас. Видящие полагают, что если мы позволим этому случиться, мы станем тем, чем в действительности являемся — текучими, всегда в движении, вечными.

Литература

1. Кастанеда К. — Искусство сновидения. "София", Киев, 1993.

2. Castaneda C. — The Teaching of Don Juan: A Yaqui Way of Knowledge. "Pocket Books", N.Y., 1966.

3. Castaneda C. — A Separate Reality: Further Conversations with Don Juan. "Pocket Books", N.Y., 1973.

4. Castaneda C. — Journey to Ixtlan: The Last Lessons of Don Juan. "Pocket Books", N.Y., 1976.

5. Castaneda C. — Tales of Power. "Pocket Books", N.Y., 1978.

6. Castaneda C. — The Second Ring of Power. "Pocket Books", N.Y., 1980.

7. Castaneda C. — The Eagle’s Gift. "Pocket Books", N.Y., 1982.

8. Castaneda C. — The Fire from Within. "Simon and Shuster", N.Y., 1984.

9. Castaneda C. — The Power of Silence. "Pocket Books", N.Y., 1987.

10. Noel D.C. — Seeing Castaneda: Reactions to the “Don Juan” Writings of Carlos Castaneda. “Putnam”, N.Y., 1976.

11. Uspensky P.D. — In Search of the Miraculous. “Harcourt”, N.Y., 1949.